Уходили к машине, присланной из Парускавана, а вслед звенели колокольчиками бронзовые листья, украшающие карниз пагоды.
Прошло четыре месяца в занятиях с сыном, обсуждении вестей с нескончаемой войны, помощи в работе пастеровского института, и Катю уже стало волновать столь длительное отсутствие доктора, когда он наконец объявился, веселый, похудевший. Зашел поздороваться.
– Я только на минутку, тороплюсь, но, если вы позволите, я приведу к обеду одного своего нового друга. Мы познакомились в Пекине. Пришлось все-таки столкнуться с Юань Шикаем, тщетно рвавшимся превратиться из президента в императора Небесной империи. Говорят, он сам принял яд. Хотя, на мой взгляд, у него не было к этому повода. Но факт есть факт. Отравление. И на консилиуме у его праха я встретил одного интересного коллегу, который, возможно, вам знаком…
– Ну о чем вы говорите, Вильсон? Мы всегда рады и вам и вашим друзьям. Лека нет, он на маневрах, в Корате. Хотите, подождите день-два, а нет – приходите к обеду по-простому, без особых церемоний, если ваш знакомый не слишком важная персона. Но, дорогой Малькольм, что же вы молчите об Иване? Самое главное… Как там Лесницкие?
– Настолько все нормально и хорошо, что и говорить особенно не о чем. Очаровательная жена, здоровые детки. Огромный привет, благодарности за подарки. Но, Кейти, я право же спешу, подробности потом.
И он до завтрашнего обеда покинул Парускаван.
Говорят: интуиция… Видно, Катина интуиция была не слишком обостренной.
Она услышала голос доктора, здоровающегося с Намароной, поспешила вниз из своего кабинета, ожидая, что придется с кем-то знакомиться, говорить общие фразы, и – настолько сильный шок испытала при взгляде на стоящего рядом с Вильсоном мужчину, что на секунду потеряла сознание – в глазах запрыгали черно-красные искры и пол стал выскальзывать из-под ног. Катя прислонилась к косяку двери, прошептала:
– Савельев!..
Милый Вильсон, переведя взгляд с бледного лица Кати на напряженное – Савельева, засуетился:
– Кейти, он вам правда знаком? И не очень приятен, да?.. Ну я ему задам! – Малькольм погрозил пальцем Савельеву: – Серж, разве так можно? Хоть бы предупредил, я бы хозяйку подготовил… Кейти, хотите, я его немедленно выпровожу и буду до вечера извиняться?
– Ну что вы, доктор! Все в порядке. Сейчас сядем обедать. Намарона, посмотри, пожалуйста, накрыт ли стол, и позови Ежика.
Вильсон снова стал рассказывать, как познакомился с Савельевым, а тот молчал, чуть улыбаясь. Даже поздороваться не пришлось в неожиданно скомканной встрече. Вбежал Ежик, разгоряченный, не выпуская деревянного меча из рук. Кинулся к доктору:
– Там Рапат руку сломал! – и выскочил обратно в холл. За ним поспешили два врача и одна сестра милосердия. Все двигались. Все были при деле. Вильсон потрогал замызганную худенькую мальчишечью руку, посмотрел в сморщенную перед ревом мордашку.
– Да не перелом это, не хнычь. Простой вывих. – И обратился к Савельеву: – Серж, я сам утром палец порезал – боюсь, не смогу сразу точно вправить. Сделай сам?..
– Конечно, – с готовностью откликнулся Сергей и, вздернув рукава рубашки, аккуратно, ласково прощупал косточки. Одно едва заметное движение с легким хрустом, и мальчуган, еще не веря, что боль отпустила, шевелит пальцами, поднимает руку… Катя отправила пострадавшего с Намароной к тайской кухне, чтобы его как следует накормили, и подвела Ежика к Савельеву:
– Познакомьтесь, Сергей Матвеевич. Чула-Чакрабон, но можно Ежик, или Ноу – Мышонок.
– Очень приятно. – Мужчины пожали друг другу руки.
Ежик попробовал произнести сложное имя гостя, ничего не получилось, и он рассмеялся.
– Мне самому трудно, – потрепал его по плечу Вильсон, – зови его Серж, как я.
Сели за стол, слишком просторный для четверых. Ежик – справа от Кати, Вильсон – слева, а Савельев – напротив. Зашипела пена шампанского. Ежик потягивал апельсиновый сок, считая минуты, когда можно будет поесть и поскорее убежать доигрывать сражение.
Сначала обстановка была чуть скованной. Вильсон стал рассказывать свою любимую историю. Ежик хотел было сказать, что все про это знают, но благоразумно промолчал.
– Серж, ко мне в прошлом году приехали из Англии друзья – историки. Решили, в гостинице будет слишком много помех для работы, и я их поселил на своей вилле, забыв предупредить о моих милых квартирантах. Возвращаюсь ночью с аудиенции у королевы – я тебе говорил о ее режиме, весьма необычном, – и застаю дома страшный хаос со следами поспешного бегства. Тут же еду в «Ориенталь», поднимаю гостей с постели, все еще не пришедших в себя от ужаса, и выясняю, что мои историки испугались жаб и гекконов, пришедших получить свой законный ужин, и в довершение чуть не раздавили мне парочку ужей… Бедные ужики! Они привыкли к покою, а тут вдруг вопли, грохот переворачиваемой мебели… Так я и не смог объяснить гостям, что они не ядовитые.
Наконец шампанское принесло благотворное расслабление.
– Часы показывают все то же, петербургское время? – кивнула Катя на знакомый циферблат, не замечая, как перешла на незнакомый Вильсону русский.
– Да. Но неужели помните? – ответил по-английски Савельев.
– Ох, простите, доктор, – извинилась Катя перед Малькольмом.
– Ну что вы, Кейти, при встрече соотечественников после долгой разлуки говорить на чужом языке и сложно, и даже невозможно. Я просто настоятельно рекомендую вам перейти на русский. И потом, я забыл, мне же нужно скоро быть в госпитале, так что, если хозяйка позволит, я покину Парускаван через полчасика.